Где оставить молодость

Мы были взрослыми ещё до совершеннолетия.
Ничем хорошим не занимались. Пили советское шампанское посреди городского парка. Совершенно не боялись милиционеров. Я ещё и курил. Друг удивлялся:

— Ты? Будешь искать работу? Нафиг те это надо? Сейчас лето, нужно тусить! Наработаешься ещё!
Я объяснял, что нам уже по семнадцать - самое время разбогатеть и не зависеть от родителей.
— Вон, я уже полгода хожу в одних и тех же джинсах! - не то чтобы именно это послужило причиной, но звучало убедительно.
— Ты точно решил? – усомнился друг.

Я решил не точно, но уверенно кивнул головой. Проверял, как будут реагировать окружающие.
— Ну как знаешь. Просто, мне кажется, лето, чтобы тусить! Ходить в походы, мутить с девчонками.

Любым друзьям кажется, что молодость нужно прожигать. Пока не кончится здоровье, алкоголь и незамужние девушки.
Мне молодость никогда не нравилась. И в семнадцать я решил хоть немного с ней покончить.

Дальше всё произошло само собой.
У моего дедушки оказался маленький ресторан в центре города.
— Не пора ли начинать работать? - подшутил дед.
А я нечаянно согласился. Поинтересовался, нужны ли работники в его заведение на лето. Он, вопреки обыкновению, не забыл уточнить этот момент.

Несмотря на связи, пришлось проходить собеседование с заведующей. В вопросах подбора кадров она оказалась крайне щепетильна:
- Куришь? – спросила.
- Нет, - как и положено на собеседованиях врал я.
- Плохо… нашим девчонкам компании не будет, - расстроилась женщина. - меня Михаланна зовут.

По итогам беседы, я подходил на должность бармена. Потому что, если назначить меня официантом, то Михаланна не сможет отпустить барменов в отпуск. Тогда они, в лучшем случае, умрут. В худшем - перетреплют все нервы.
Это мне и рассказала заведующая, пока вела к рабочему месту мимо дубовых столов и кожаных папок с меню.

Я рассчитывал встретить за стойкой харизматичного дядю с подтяжками и зубочисткой. Разумеется, такой расклад был маловероятен.

Огромная женщина протискивалась по узкому бару от кассы к кофе-машине и обратно. Очень огромная. Я не преувеличиваю. В баре на нижних полках никогда ничего не стояло, чтобы она случайно не зацепилась телесами. Дама настолько плотно занимала пространство, что за стойкой попросту не оседала пыль. Все называли её Мама Чолли.

— Михаланна, пачэму изнова я! Нехачу я никаго учыть, вон хай Кучаравая учыт, - барледи вскидывала ручища. Выкарабкавшись из-за стойки она скрылась за углом.
Где-то там погремела посудой и вернулась с ржавым подносом мокрых стаканов.
- Садись. Натярай. Я люблю парадак! - приказала она, швырнула мне полотенце и несколько дней не обращала на меня внимания.
Сварливое, наглое, хамоватое, самоуверенное быдло попросили обучить меня гостеприимству.
Мама Чолли считала, что я слежу за её работой.
— Я тут ужо пять лет и такое недаверые! Хай увальняють. Пасмотрым, как без меня справитеся.

Считалось, что я из богатой семьи. Не обеспеченной, как говорят в больших городах, а, именно, из баГатай. С редуцированной Г. Дети из таких семей не работают до тридцатилетия, а потом сразу становятся директорами. Так что заведующая напряглась не меньше барменши.
Я тоже боялся. Вдруг они расскажут дедушке, что я курю.
В остальном просто хотелось всем понравиться. Я не знал, что такого может происходить в ресторане, чего бы не знал дед. Он же владелец!

Тем временем Михайловна превращала ресторан в столовку. Так руководить было проще.
Заведение располагалась прямо в памятнике архитектурного наследия. Это значило, что внутри запрещено устанавливать кондиционер, но можно кормить голодных туристов. Сытым вкусно не бывает, а путешественникам невкусное кажется аутентичным.

Заведующая подкупила каждого экскурсовода и с утра до вечера устраивала групповые обеды.
Меню и цену назначала сама, часть продуктов выращивала на своём огороде, а некоторые стейки годовала и колола собственными руками.

За шесть часов на восьмидесяти местах должны были пообедать шесть сотен человек. Любой ценой.
Повара и официанты выживали только потому, что не успевали умереть. Скользили по жирному полу, сервировали-пересервировывали, выстраивали на подносах пизанские башни из супов. Туристы глотали без разбора, вилками стучали исключительно из приличия.

Как только всё жаренное и нарезанное разбрасывалось по тарелкам - повара выскакивали в зал:
— Кидай работу, пашли пакурым! - на весь ресторан выдавала повариха.
Мама Чолли бросала полотенце и двигалась к выходу.
— «А я иду такая вся в Дольче-Габана, я иду такая вся…» - напевала она.
В работе бармена больше всего она любила перекуры.

— Патамушта мне жарка, Михаланна, - через минуту оправдывалась барменша, - я не магу там дышать.
Заведующая фыркнула и за рукав потянула работницу внутрь.
У кассы Михаланна обменяла пару фраз на стопку купюр.
Я не разглядел в этом ничего криминального.
— Только дедушке не говори, - обратилась ко мне заведующая и рассовала деньги по карманам. Руководитель берёт деньги из кассы, что тут подозрительного?

Михалавна сообщила поварам количество обедов на завтра, схватила сумку, забралась на свой почти уже не зелёный велосипед и умчалась навстречу домашним заботам.

Чуть только стих скрип велосипеда в зал выползла Викентьевна. Она так давно работала шеф-поваром, что даже из собственных волос каждое утро взбивала пирог.
Прохромала к бару. Стоя пожаловалась на здоровье, подтянула стул, опустилась и обратилась к Маме Чоли:
— Может повесим табличку? Нам на завтра пятьсот борщей варить! - указательным пальцем Викентьевна ударила по стойке. - 478 порций свинины в сыре, - ляп по столешнице, - 357 похлёбок по-Радзивиловски, - стук ещё раз, - пятьсот салатов! И двадцать рулетов с рулядами! - на последнем предложении указательный палец не опустился, а взмыл вверх.

Не знаю, куда готовились эти рулеты и руляды. Лично я никогда их не видел, сколько бы Викентьевна не сокрушалась.
И пока она отдавала остатки здоровья кастрюлям – остальные выбирались на улицу.
На дверь лепили «Спецобслуживание», и занимали пластиковый стол под выцветшим зонтом «Coca-Cola».

Поскольку кондиционера в ресторане не было - гости частенько просились сюда, но им отвечали:
— На улицу я вам ничего не понесу.
— Давайте мы сами заберём, - умоляли гости.
— Ага, ещё пакрадёте тарелки. Где потом вас искать?

Теперь же, чуть только человек приближался к дверям - все хором кричали:
— Закрыта! Не работаем! И кофе нельзя папить! У нас банкет! Ухадите.
Так нагло врать я не умел, потому просто молчал.
К приходу темноты в пепельнице выростала гора окурков, а рядом появлялись рюмки и бутылочка водки. Мелькала колбаска, огурчики и другое.
Наклюкавшись, Мама Чолли выбирала самого трезвого для созвона с Михайловной.
Заведующей сообщали, что «Тишына сегодня. Нихто вабшчэ не прихадиу», она отвечала: «Ну закрывайтесь тогда».

Тут открывалась морозилка. Бутылка водки складывалась в покет, туда же пару банок пива, сушёные кальмары и коллектив отправлялся веселиться за пределы ресторана.

На завтра всё повторялось.
Взрослая жизнь оказалась ужасно однообразной, ещё и не такой скучной, как я рассчитывал.

Это было давным давно.
Тогда никто не знал, что такое капучино, а на вопрос «вам эспрессо или американо?» - гости требовали: «нескафе».
Такого больше не бывает.
Там не учили общаться с гостями, а показывали, кого из постоянных клиентов можно обсчитать. Не знали, как сделать Б-52, но рекомендовали лечить укропом остеохондроз.

Мне посоветовали купить в магазине самые дешёвые пакетики чая и подавать их вместо того, что закупал ресторан. Слова «ресторан» и «пакетики чая» действительно звучали в одном предложении.
Научили переливать дешёвое пойло в бутылку с дорогим алкоголем. Показали барменское фаталити: сначала припрятать водку с банкета, а потом продать её же тем же гостям!
Делать всё это было необходимо.
— Малы, падругому ты ничаво не заработаешь, - уверяла Мама Чолли. - если б мы яшчо делали кактэйлы - ваабшчэ кучарава жыли б. Но я не сабираюсь учыть кактэйлы. Итак добра.

Дедушке я ничего не рассказывал. В семнадцать лет никакая семья не может быть дороже таких замечательных коллег.
— …и будзь внимательны з кассай. Эта очэнь важна, - предостерегала барменша, - када афициант прыносить счот - лучшэ счытай сдачу на калькулятары. А счот не прабивай. Патом. Када гости уйдут - спакойна сядешь вечарам и всё прабьёшь. Главнае не ашыбицца. Так што никада не тарапися.
Ещё главное было, когда заказывают больше двухсот миллилитров алкоголя в графин - не долить хотя бы милилитров пятьдесят.
— Бармены так делають, - заметила Мама Чолли, - эта все знают. Расслабься, малы.

Работали семь через семь. В воскресенье вечером - переучёт.
Он проводился без всякого контроля. Просто один бармен приходил вечером к другому. Считали товар, умножали количество на стоимость, отнимали ежедневные выручки, прибавляли остатки и с замиранием сердца ждали результат.

Как мне объяснили, должен получиться ноль. Особенно важно убедить в этом Михалавну.
На деле, ноль никогда не получался. Получалась сумма, которую в течении недели бармен должен не пробить по кассе, а отложить своему сменщику.

— За один день всё не вынимай! - предостерегла барменша. - Па чуть-чуть. Я прыду в срэду. Пасматру какой у тебя парадак и забиру деньги. Паняу?
Я совершенно не понимал, поэтому делал как говорили.
— Если хтота из паваров будет прасить водку или сигареты на вексель - запиши в эту тятрадь. Только каб Михаланна не видела, - вспомнила Мама Чолли. - аны патом адкупять.

Неделя прошла как в тумане. Все что-то брали, я записывал в тетрадь, потом возвращали совсем другое и просили вычеркнуть долг. Что-то нужно было не пробить для Михаланны, что-то для Мамы Чолли. Одну водку наливать вместо другой, другой разбавлять виски, третью заваривать вместо чая. Я запутался.

После переучёта у Мамы Чолли округлились глаза. Первый раз за пять лет она увидела на калькуляторе отрицательное значение.
— Малы, ты што не прынасиу чай з магазина?
Я покачал головой.
— И вина никакога не папратау са свадьбы?
Честность и доверчивость стоила мне 170$, но денег с меня, конечно, не взяли, потому что дедушка.
Все выходные я приходил по вечерам к Маме Чолли. Тягал за неё ящики с пивом и потягивал с ней водку. Барменша прониклась симпатией.

Следующая рабочая неделя прошла в напряжении. Я купил пачку чая, несколько бутылок вина, смешал дорогое с дешёвым, дешёвое с бесплатным. Бесплатное - разбавил. Удивительно на что способен честный человек, под страхом недостачи.

Тем временем Мама Чолли решила, что я не смогу побороть благородства. Что-то наколдовала и, после переучёта, сильно удивилась.
Отдала мне 300$, а я оказался в кабинете заведующей:
— Дорогой, я тут решила проверить переучёт. А почему у нас в баре четыре порции Метаксы? - интересовалась Михайловна.
—Ну столько там осталось, я мерником проверял, - краснел я.
—Дело в том, что Метаксы у нас уже полгода как три порции.
Сгорев от стыда, я адресовал те же вопросы напарнице.

— Нешта я перастаралась, - признала барменша.
Михайловна отчитала и Маму Чолли, но, в глубине душа обрадовалась.
Даже души во мне не чаяла. Очень хотела, чтобы я делал коктейли, как настоящий бармен.
Мама Чоли буксовала:
— Я и сама умею кактэли. Но зачэм эта нада, я лучшэ, о, прынесу тры бутылки водки из магазина и прадам - рассуждала она.

Ещё через неделю я решил никогда не работать барменом и уволился.
Михаланна с Мамой Чолли плакали вперехлёст. Умоляли забыть плохое, простить если что не так, напоминали хорошее. Хоть я и не собирался ничего рассказывать дедушке.

Работать в ресторане мне не понравилось, но я записался на курсы для барменов.
Мало ли кому что не нравится. Нужно же как-то взрослеть.