В ноябре

Прошло лет двенадцать с тех пор, как я перестал писать. Может больше. Эту историю я начинал семь раз, и трижды заканчивал. Всё потому, что иногда пережить проще, чем рассказать об этом.

Ночное небо струями молотило асфальт. Дождь разрывал в кашу опавшую листву. Грохот стоял такой, что ни лая патрульных собак, ни собственных мыслей было не расслышать. Рома-Череп переносил ящики из своего автомобиля в кафе.

Нет. Давайте по порядку.
Шла война, но никто этого не замечал.

Вы не вспомните, а, может, и вовсе не знаете, как бармены воспитывали вкусы у своих гостей. Как мы, мало-помалу, растолковывали тонкости напитков. Приучали, не боятся пробовать новое, подготавливали к специфическим вкусам. Мы боролись с извечным желанием «нажраться», учили выпивать. Мы не взывали к культуре, а развивали её.

Проиграли.

Кто-нибудь задумывался, чего хотело государство, разрабатывая законы направо и налево? Боролись за трезвость нации, ограничивая время и дни продажи спиртного? Возможно. И, одновременно, стимулировали продажу местных алкогольных напитков. Долгое время удавалось уберечь меню от дешевого второсортного алкоголя. Но вскоре он там появился. С помощью законов, конечно.

Тогда даже бармены ещё не понимали, что их ждёт.

Мы много читали, обменивались опытом, экспериментировали. Это была эпоха возрождения в профессии, которую так долго считали постыдной. Каждый бармен был уникальным и, обязательно, лучше всех других. Каждый понимал, в каких бокалах лучше раскрывается второй нос Pinot Noir. А кто не знал, как Э. Хемингуэй пил Daiquiri – вообще не мог называться барменом.

Когда пришла пора объединить усилия и дать отпор череде положений, регламентирующих работу ресторанов – бармены были слишком заняты, меряясь своими... мадлерами.

Первое восстание барменов возглавил Рома-Череп. Не потому, что его мадлер оказался самым большим, просто другие разбежались, когда потребовался настоящий лидер, а не «Мисс бармен 2019». Митинг задушили. Рому посадили в тюрьму. Импортный алкоголь исчез с прилавков.

Ключевую роль сыграло положение «о ежедневном обязательном спиртопотреблении». Люди встретили такую новость с радостью и солёными огурчиками. Работать в баре становилось невыносимо. Всё больше клубы и рестораны походили на кабаки да рюмочные.

После пятого восстания барменов был проведён референдум, по результатам которого…

Мы стали обществом подыхающих алкоголиков.

Дождь молотил ночной город, рвал и топтал гниющую листву. За грохотом мало что было слышно. Каждые несколько минут я выходил из кафе и вглядывался в улицу.

Когда асфальт, наконец, заблестел и к кафе подъехала машина – я открыл дверь нараспашку. Рома резво выпрыгнул из водительского кресла, ринулся к багажнику и забежал в кафе с ящиком в руках.

- Привет! Братуха, мне нужно побыстрее срулить сегодня. Ты не будешь против, если я тут их оставлю?

Рома-Череп совсем не изменился за эти семнадцать лет. Бритая голова, вытатуированные черепа на руке, массивные серьги, являющиеся символом война, оберегом в славянских культурах и, изначально, мужским атрибутом (сам Рома для объяснения использует 505 слов, но я позволил себе некоторые сокращения). Глядя на этот образ альфа-самца – тяжело представить, что дома он держит йоркширского терьера.

- Ты же сможешь их сам перетаскать на склад? – поинтересовался Рома, покосившись на то место, где раньше у меня была левая рука.
Череп снова кинулся под дождь и через мгновение появился с новым ящиком:
- Ман, если честно, мне кажется, пора заканчивать с этим.

Я не успевал парировать словам товарища. Оставляя очередной ящик, он тут же нырял под дождь. Похоже, действительно спешил.

- У нас нет ни цели, ни плана. Пора признать, что это - всё! – ненадолго Рома заглянул мне в глаза, а потом вновь направился к выходу.

- Просто, сам посуди, зачем рисковать собственными жизнями, если мы мало что можем изменить, - завершив отгрузку, Рома выудил из кармана сигарету. Закурил, - Я сегодня еле ноги оттуда унёс, - густой дым медленно заполнял помещение.

Последние два года мы действительно топтались на одном месте. Не было никаких планов и результатов. От этого Рома терял надежду, ходил цмокал, похрипывал, кривился. Я тоже сомневался, стоит ли продолжать, но жизнь не наполнится смыслом, если сдаваться.

- А что будешь делать, Рома? – не выдержал я. – Найдёшь себе жену? Будешь косить газон по воскресеньям? Слушать, как поёт, блядь, свиристель? А твои дочери Маша, Катя и Рогнеда будут складывать из пазлов Белоснежку? Твой дурацкий терьер будет ловить бабочек, а жена закатывать компот? Нет! Будите бухать отравленное пойло! И ждать, кто первый из вас подохнет! На автобусной остановке! По пути домой! И патрульные кинут твоё тело в могильную яму! Даже не станут опознавать! Рома! Сколько ты проживёшь на узаконенном спиртном? Многие сегодня доживают до сорока пяти?

Возражений не прозвучало. Закончив с сигаретой, Рома попрощался.

Не успел я провернуть ключ, как на пороге появились патрульные. Двое рослых мужиков и одна немецкая овчарка решительно собирались войти.

- Заведение давно не работает, что вам тут делать? – поинтересовался один, освобождая голову от капюшона.

Второй расстегнул плащ, видимо, чтобы я лучше рассмотрел висящий на груди автомат.

- Что в ящиках?

Отвечать смысла не было. Тот, который держал мокрую псину, ещё на середине вопроса оказался у коробок. Он выборочно извлекал по несколько бутылок из каждого ящика, читая названия:

- Бальзам «Чёрный рыцарь», коньяк «Арагви», вино «Монастырская изба», «Юбилейная», «Черносливица», «Предвинье»…

Рация второго затрещала. Сквозь шипение с трудом различались слова: «триста четвёртый дробь двенадцать. Два трупа в секторе восемьсот сорок первом, ещё один в восемьсот сорок седьмом и один на границе восемьсот шестидесятого и восемьсот шестьдесят первого. Прошу очистить названные сектора. Повторяю: триста четвёртый …»

- Просто товар поздно привезли, пришлось задержаться, - соврал я, когда рация перестала шуметь.

Служащий оставил ящики и приблизился ко мне настолько близко, что я мог различить запах перегара. А может и не так близко. Но запах чувствовался.

- Прошу прощения! Благодарим за содействие действующему законодательству! – тон, который избрал патрульный больше подходил к словам: «Торжественную линейку, посвящённую окончанию учебного года, разрешите считать открытой!»

Распрощавшись со служителями закона, я вновь остался один. На полу было столько грязи, что уместней было бы посадить картошку, чем пытаться всё вымыть.

Когда плитка вновь блестела, как кошачьи Фаберже, я стал переносить ящики на склад. Если бы у меня было чуть больше рук – это не заняло бы столько времени. Хотя я достаточно давно лишился конечности, чтобы спокойно вызвериваться на всех, кто с состраданием предлагал помощь.

В ящиках, к слову, было не местное спиртное. Всё дело в том, что чиновникам для употребления поставляли импортный алкоголь. Роме удавалось перехватывать его. Так в бутылках из-под Havana Сlub, Bacardi, Becherovka, Jameson у госслужащих оказывалось местное спиртное, а элитный алкоголь - попадал ко мне.

Это и был наш маленький вклад во спасение населения: мы поили их менее токсичным алкоголем. Может показаться, что этого недостаточно. Поначалу, таким образом, мы выигрывали время, собирались разработать более действенный план. Может, кого-нибудь убить. Потом, таким образом, спасали себя, знакомых и родственников. А теперь… просто продолжаем по инерции.

По «рекомендации» законодательства, кабаки начинали работать в 7:00, и с самого утра десятки посетителей околачивались в ожидании выпивки. Что попало - не пили, предпочитали исключительно самое дешевое. Уже к обеду люди обретали самоуверенность и некоторые черты высших приматов. Я тоже пил, но не больше необходимого. Этого было достаточно, чтобы пошатываться за стойкой, но недостаточно, чтобы сорваться в пляс.

Моей напарницей была Лена. На описание этого человека, можно не тратить предложения, если сперва упомянуть, что раньше она работала в колбасном отделе. Комплекция, возраст, волосы цвета «знойная смородина» - не сложно представить.

Она так любила настойку боярышника, что могла лечиться ей до потери сознания ещё перед началом рабочего дня. Но сегодня Лена просто задержалась на полтора часа и уже семенила к бару в своём бордовом халате и козырьке (форма, перекочевала с ней из магазина).

Как всегда, её опозданию была причина:

- Здравствуйте, а я включила кран, а оттуда полилась лава, расплавила умывальник, я вызвала сантехника, а он приехал на лошади, а её негде во дворе не поставить, пришлось пустить в квартиру. Пока он чинил трубы – лошадь укусила кота, и его пришлось везти… (продолжает объяснять причину своего опоздания)… но билетов на тот самолёт не было и, представляете, я поехала в Канаду на пароходе… (рассказывает прочие невероятности)… а когда я раскопала - оказалось, что ключ был просто под ковриком, представляете?

Из потока речей выделялись свистящие и шипящие звуки. Огромные влажные глаза как бы умоляли поверить её словам и, дополнительно, в существование леприконов.

Думаете, странно, что со мной работала продавщица? Ничуть.

По результатам референдума деятельность барменов была признана преступной и каралась смертной казнью. В считанные дни я и Рома остались единственными живыми барменами. Рома уцелел, потому как сидел в тюрьме на момент расправы. Я - долгая история.

С тех пор в барах работали продавщицы, уборщицы и калеки, вроде меня. Все те, кто никак не собирались пропагандировать культуру питья.

Вообще, чтобы работать барменом в таких условиях – мне хватало одной руки. Кофе-машину заменили кнопочным аппаратом, коктейлей больше никто не заказывал, да и умение их готовить было сродни навыку доения коровы.

Лена демонстративно, но недолго, потёрла стойку, отдала несколько заказов и принялась что-то растолковывать скучающей за баром дочери. Она специально звала её к нам. Не потому, что тут был менее опасный алкоголь (про это Лена не догадывалась). Просто она, втихаря, наливала дочери бесплатно. Однажды, Лена рассказала, что все бармены раньше так делали. А ещё воровали и перепродавали спиртное, а потом за эти деньги покупали машины и небольшие пятикомнатные квартиры.

Ближе к вечеру в кафе появились патрульные для ежедневного контроля. Персонал на количество алкоголя в крови проверяли в первую очередь.

Ревизор распаковал небольшую иголку, вставил её в измерительный прибор, который напоминал маленькую компьютерную мышку. «Руку» - потребовал он. Я протянул единственную конечность. Патрульный небрежно засучил мне рукав и резко вонзил прибор в вену.

«Удовлетворительно» - резюмировал он, вглядываясь в устройство.

Проверив всех сотрудников - принялись за посетителей. Никто не придавал особого значения ежедневной процедуре. Лена снова игнорировала работу, общаясь с дочерью. Гости шумели, ругались, общались. Убедившись, что никто не обращает на меня внимания - я отправился на склад за спиртным.

Уже на обратном пути, с коробкой под боком, я замер у дверей в зал. Меня насторожила тишина. Никакого балагана слышно не было. Через небольшое окно в двери, я убедился, что кафе по-прежнему заполнено. Только все сидели смирно, повернув головы в сторону… Потемнело в глазах, когда я увидел, как один из патрульных толкает Лену автоматом в живот.

- Кто продаёт людям это бухло? – спросил он, и меня окатило жаром.

Лена в панике не могла внятно произнести даже фразу «я не знаю». Выплёвывала что-то вроде «аэ-н-за-ю».

- Говори, или я пристрелю её! – патрульный автоматом указал на дочь барменши.

Лена залилась слезами и упала на колени. Признания посыпались вперемешку с мольбой о пощаде. Патрульный опустил оружие. За шиворот поднял Лену на ноги:

- Так где? Ты! Берёшь! Бухло?!

Лена не знала. И никакое «Отвечай! А то убью её!» не могло этого изменить. Женщина просила сжалиться, уверяла, что дочь не виновата и слишком молода.

Выстрел.

Шокированный я продолжал смотреть: как рухнула со стула дочь, как с протяжным воем Лена кинулась к ней, как люди пытливо ждали.

- Сука, если ты не расскажешь, я убью всех здесь, а потом тебя! – продолжал угрожать патрульный. Лена больше никак не реагировала.

Сознание помутилось. Я отошёл от окна, аккуратно поставил ящик и утонул в мыслях.

Выйти и признаться?

Это был бы героический поступок. Спасти сотню человеческих жизней, пожертвовав всего лишь одной. Знаете, почему герои всегда погибают? Потому что они слабые! Потому что им надоело бороться! Они без надежды на победу ставят на кон всё и умирают… Иногда это срабатывает.

А что если мало отдать жизнь? Что если никто больше не станет бороться за эти ценности. Победа не делает никого лучше, поражение - не делает хуже. Смысл не в победе, а в бесконечной борьбе.

И я слышал ещё несколько выстрелов, но…

На улице ноябрь. Под ногами лужи. Пахло гниющей листвой. Темно.